Кинематограф не является и не может
являться инструментом пропаганды в
такой свободной стране, как США!(с)
Разумеется, даже несмотря на
трагедию в Денвере, «Темный рыцарь: Возрождение легенды» стал главной премьерой и без того богатого на очень качественные картины летнего сезона. Не будем говорить о сборах и о спорах фанатов Бэтмена — не будем (на вкус и цвет товарищей у нас нет) — все это не столь важно, ведь речь идет о главном, собственно, политическом герое всей американской массовой культуры. Именно поэтому «Возрождение легенды» стоит разобрать не с художественной, а с социальной точки зрения.
Оговоримся отдельно, для чистоты отношений: все, кто любят или не любят драйв, картинку и прочее и прочее, могут не читать этот текст — он будет посвящен смыслу картины, а главное — тому, зачем она вообще была снята (и не говорите, что ради денег, — нет, деньги тут играют далеко не первостепенную роль). Третья часть саги Кристофера Нолана, как и первые две — это месседж самому широкому кругу американских зрителей, которые уже очень скоро придут на избирательные участки, а также послание всему остальному миру. Политика в «Бэтмене» выше художественности, уж извините.
Чистое, неполитизированное искусствоНапомним, что первая часть нолановской трилогии («Бэтмен: Начало») была посвящена даже не только миллиардеру Брюсу Уэйну (Кристиан Бэйл), но и Лиге Теней, которая до боли напоминала Аль-Каиду: тогда Бэтмен победил этих самозваных террористов их же оружием. Второй фильм («Темный рыцарь»), вышедший в 2008-м, накануне выборов, прямо и недвумысленно рассказывал о том, что есть вещи, которые — для блага нации, никак иначе — стоят над законом, а также о том, что политические легенды не должны соответствовать действительности: их задача — вдохновлять горожан.
«Возрождение легенды» прямо продолжает эту «ястребиную» и откровенно антиобамовскую риторику. Когда выдвинутый на передний край злодей Бэйн (Том Харди) по заданию миллиардера Джона Даггета (Бен Мендельсон) устраивает переворот в далекой Африке, это считается чем-то нормальным, а когда он же по заданию все тех же людей, играющих против Уэйна, начинает наводить свои порядки в Готэме, это сразу превращает город в логово анархистов, леваков и прочей нечисти. Движение Occupy Wall Street таким образом предстает перед зрителем бомбой замедленного действия: то есть это они, мол, не за социальные права борются, а потому, что хотят уничтожить нашу финансовую и политическую системы, устроить судилища и пытать ни в чем не повинных богачей. Причем, как же просто оказывается безо всяких клоунов ввергнуть систему, празднующую победу, в хаос: легким движением руки Готэм превращается в логово новых террористов.
Бэтмен, конечно, вытянет, но страх консервативной части американских элит преподнесен так явно, что трудно сомневаться в том, насколько эти опасения серьезны. Бейн намеренно сделан не острословом и психологом-психопатом, как Джокер (Хит Леджер), а машиной убийства, патетически произносящей слова о равенстве: а вот те, кто стоят за ним, поясняет нам «Возрождение легенды», конечно, не хотят никакого равенства: их задача — или личное обогащение, или месть.
Политически фильм так однозначен, что трудно удержаться от разговора о некоторых совершенно явных недомолвках картины. В стройную нолановскую теорию победы консервативного добра над либеральным злом никак не вписываются простые горожане, которые — и это прямо следует из сцены на мосту, самой, может быть, показательной во всей ленте — являются лишь разменной пешкой в борьбе двух элит между собой. Ими — при всей риторике о спасении — готовы пожертвовать и консерваторы, и Бейн, и если марксисту-террористу это простительно, то чем, в таком случае, власти страны от него отличаются?
Тем ли, что у них есть мандат на репрессии, а у него нет? Так он за этим мандатом и пришел, с какой это стати ему нельзя? Неужели из-за маски с трубками?
(c)Лосьфильм